К читателям. Пришло время поблагодарить вас за то, что читаете мои статьи, и извиниться за то, что не отвечаю на комментарии и мнения, которые вы в них высказываете. А тех, кто в этом сомневается, уверяю: я вполне настоящий. Проблема с ответами заключается в том, что я пишу по-английски. Моего русского, хоть он и не безнадёжно плох, всё же очевидно не хватит, чтобы ответить так, как мне бы этого хотелось. Но в будущем я надеюсь вступить с многими из вас в переписку. Отдельно я хочу поблагодарить переводчика, Анастасию Овсянникову, без чьей неоценимой помощи в бережной замене английского языка моих текстов русским моя работа не имела бы смысла.

В 1888 году французский художник Ренуар подарил миру картину «Девочка с цветами» (ещё её называют «Портрет девочки с охапкой цветов в фартуке». Я знаю это полотно, хоть никогда и не видел оригинала, благодаря репродукции, которая десятилетиями висела в темном коридоре родительского дома во Флориде. Понятия не имею, почему они её там повесили, но за 40 лет она собрала изрядно пыли. Девочке на картине на вид лет десять. Её румянец подобен розам на алебастрово-белой луне, внимательные глаза — сияющие бусины — обращены навстречу миру, а точёные руки небрежно придерживают охапку зелёных полевых цветов. Портрет соединяет в себе вечное и сиюминутное.

Так случилось, что я знаю эту девочку.

Её зовут Софья, и я учу её английскому. Ей 10 лет. Я занимаюсь и с её сестрой Настей, 17-летней студенткой университета с острым и резким умом, и с братом Сашей — широкоплечим парнем, придерживающимся «традиционных семейных ценностей» и националистических взглядов, но в определённых рамках: иными словами, он не гопник. Вера, их мама, — привлекательная толковая женщина лет 40, а её муж Василий, который приходится отцом Соне и отчимом другим детям, — преуспевающий банкир, он и обеспечивает семью. Они живут в большой квартире в хорошем московском районе. Иногда, попадая к ним в дом, я чувствую себя так, будто оказался на оживлённой рыночной площади, где кипит жизнь и роятся идеи, будто вошёл туда через виртуальную вращающуюся дверь, пропускающую сквозь себя поток преподавателей, репетиторов и тренеров, которые спешат по своим делам, как средневековые гонцы. Для меня, выросшего среди хороших, но скорее недоброжелательных людей, это всё равно что найти универсальный рецепт, место, где цивилизация достигла своей вершины. Там часто играют на пианино, а Соня поёт. Мне там нравится.

Соня именно поёт, а не мурлычет что-то себе под нос, как делают многие, когда моют посуду или гладят одежду. Она уже почти профессионал: выступала в Кремлёвском дворце, училась джазовой музыке в Америке, участвовала в международном конкурсе в Киеве. Для неё эта большая квартира — нечто наподобие стартовой площадки: изобилие всех занятий — танцев, пения, фортепианных и общеобразовательных уроков — тщательно организовано. Настю тоже готовят к большому будущему, хотя и не так истово. Иногда брызжущая энергией и остроумием, а иногда сдержанная, а подчас и пребывающая в дурном настроении, она тем не менее идеальная старшая сестра для Сони. Настя достаточно привлекательна, чтобы любой юнец при виде её пустил слюну, но в общем и целом она — нормальный, смышлёный тинейджер с ясной головой и добрым сердцем. В общем, я назвал бы их хорошей семьей, каждый из членов которой демонстрирует ум, класс (в лучшем смысле этого слова) и щедрость. Немножко особенными их делает Соня.

Показав первую версию этой статьи (в которой, возможно, использовал для описания моих чувств к этой семье больше восторженных эпитетов) другу, коренному москвичу, много знающему человеку, которого глубоко уважаю и у которого, возможно, мозгов больше, чем у меня, я был шокирован его реакцией. Он сказал: «Читатели возненавидят эту семью, и в первую очередь Соню. Для них эти люди — нувориши и мерзавцы, может быть, даже преступники, а девочка — юная нахалка». Я продолжал настаивать, что они трудолюбивые, честные люди, и тогда приятель спросил: «А ты откуда знаешь?» Ну, вероятно, знаю благодаря интуиции и жизненному опыту, а может быть, отчасти и вере: например, я верю, что нынче вечером стемнеет, а утром снова станет светло. Но, может быть, я и ошибаюсь.

Когда-то я давал уроки девушке, чей друг предположительно был богатым «бизнесменом». Парня звали Вадим, он ездил на очень дорогой машине и делал в своей шикарной квартире настоящую реконструкцию с полной перепланировкой. Он был очень груб с девушкой, а его «язык тела» источал высокомерие и апломб. Место, где мы с ней занимались, находилось за общим залом, в котором работали его служащие, человек 150. В туалете стоял золочёный унитаз с золочёной ручкой и сиял экзотический переливающийся свет, какой, наверное, можно встретить во французском борделе высокого класса. Вот там я действительно думал: «Этот парень — мерзавец и нувориш и, наверное, преступник».

В Англии и Америке бывают «старые деньги» и «новые деньги». Старые деньги обычно идут в комплекте с традициями, родословной, ритуалами и церемониями. По правде сказать, весьма вероятно, что начинались они несколько столетий назад с какого-нибудь неотёсанного бандита, но память стирается, а стены из слоновой кости и хорошенькие садики остаются. Обладатели старых денег обращаются с прислугой уважительно и любезно. Новые деньги, с другой стороны, порождают эгоистов мафиозного типа, любителей толстых золотых цепочек и ультралюксовых и столь же вульгарных спа-салонов, где они и знакомятся со своими будущими невестами — аляповатым плодом всего, чего можно добиться с помощью силиконовых имплантов. Такие люди любят помыкать теми, кто на них работает, чтобы показать, кто в доме хозяин.

В России старых денег нет. Тех, кто входил в высшие классы общества при царизме, большевики объявили врагами народа и давным-давно уничтожили. Теперь бывают только новые деньги, и даже эти состояния все ещё очень «молоды». Когда нежданно-негаданно началась эпоха полной «свободы» и беззакония — иными словами, перестройка, — совершенно естественным образом удачнее всего на ней нажились самые безжалостные, порочные, хитрые, беспринципные и везучие. Тут мы наблюдаем типичную для любого бума и «золотой лихорадки» ментальность, как в своё время это было и в Америке, и в Англии. Для того чтобы люди немножко угомонились и пришли в себя, нужны время и постепенное восстановление порядка и закона. Москва живёт в таком режиме с начала 90-х, и до сих пор «имущих» и «неимущих» разделяет пропасть. Но ведь этот город в конце концов деловой центр всей России, так что в нашу эру капитализма совершенно неудивительно, что некоторые люди и семьи добились того, что имеют, тяжёлым трудом, тщательным планированием и здравым умом. Но для многих, включая моего досточтимого друга, подозрительна даже уверенная зажиточность без роскоши. К тому же правительство в России так много и долго лгало своему народу, вводило его в заблуждение и оставляло ни с чем, что ни один русский никогда не поверит ничему услышанному. Даже наблюдая происходящее собственными глазами, они часто уверены, что кто-то где-то нарочно спрятал кривое зеркало, чтобы исказить всю картину.

Давайте поговорим о женщинах. Вера (мама Сони, которую я упоминал) не была привычна к богатству с рождения. Приехала откуда-то с юга России, окончила университет, вышла замуж, родила сына (Сашу), развелась, снова вышла замуж, родила Настю, вскоре муж-алкоголик умер, и у неё на руках оказалась ещё и его дочь, ей не родная. Так она и жила, со своей мамой и тремя детьми: вряд ли это можно назвать многообещающим стартом. Но затем познакомилась с Василием и открыла своё дело, сама работая бухгалтером. Василий, кстати, тоже не родился с серебряной ложкой во рту. Был в семье единственным ребёнком, воспитывался бабушкой, начинал с младших банковских должностей и в конце концов добрался до вершины. Соня — плод союза Веры и Василия. Может, у них и прикопан где-то горшочек с золотом, о котором мы не знаем, но, кажется мне, они заслужили то, что имеют, и достойны восхищения, а не презрения. Уверен, читатели поправят, если я не прав.

Но не все русские женщины купаются в таком тёплом свете, как Вера, и не все видят своё будущее как шикарный букет цветов, на каждом полупрозрачном лепестке которого примостилось исполнение мечты. Мне очень не на пользу тот факт, что мои знания о России в общем и целом исчерпываются Москвой (и это постоянный источник моего невежества!), им, таким образом, не хватает аутентичного представления обо всей стране в целом. Но у меня сложилось впечатление, что на дальних окраинах, в глуши, где дороги крошатся и из асфальтовых превращаются в грунтовые, где деревья-великаны охраняют путь от вторжения представителей закона, а будущее представляется скорее пощечиной, чем манящей улыбкой, жизнь может быть весьма суровой. А там, где жизнь сурова для всех, суровее всего она неизбежно будет для женщин. Так что мне страшно представить, что происходит за закрытыми дверями домов в отдалённых и не очень отдалённых провинциях, где перспективы нерадужны, пьянство повсеместно, а полиция существует только в теории или ни во что не вмешивается. В лучшем случае можно уповать на то, что русские женщины сильны и, наверное, сами знают, что делать с распоясавшимся пьяным мужиком. Надеюсь.

Москва иногда кажется городом старушек. Конечно, там и сям, как я уже сказал, можно встретить глянцевую и гламурную деву, прихорашивающуюся офисную кошечку, охотницу из фитнес-клуба, украдкой присматривающую добычу — какого-нибудь податливого управляющего директора или восходящего олигарха, которого можно подцепить, когда он, закончив собственный маникюр и педикюр, пыхтит на велотренажере. Но такие персонажи — скорее гротескные карикатуры, чем живые люди, и они друг друга стоят. Вместо них, когда в этот поздний ночной час я закрываю глаза, перед моим внутренним взором предстают бабушки, ковыляющие куда-то по своим делам с сумками на колесах, с неимоверным трудом преодолевающие бесконечные лестницы в метро или продающие на блошиных рынках около станций метро такое же старое, как они сами, барахло и тряпьё, разложив его на видавших виды одеялах. В ненастную погоду, как сейчас, они кажутся ещё более одинокими, чем выглядели бы в солнечном свете (солнце? это то, о котором мы когда-то читали в сборнике древних мифов?).

Бывают пожилые люди, мужчины и женщины, на чьих лицах до сих пор сохранился отблеск, призрак юности, а взгляд всё ещё способен сплясать. Есть и другие: они выглядят так, словно никогда, вообще никогда не были молодыми, словно все великие войны века уже застали их стариками. Чтобы начать что-то понимать в истории мира, не нужно читать книг, достаточно внимательно вглядеться в их измятые черты. Именно таковы многие московские бабушки.

Конечно, неистовый, безудержный консюмеризм, идею которого миру любезно подарила Америка, заставляет милые пальчики многих женщин чесаться от желания потрогать ими золотые слитки. Москвички тоже подцепили эту заразу, так что девушек в стиле «Секс в большом городе» здесь полно, и это нормально. Но когда меня просят — а меня часто просят — сравнить русских и американок, я, пробормотав предварительно все причитающиеся оговорки о грехе обобщения, всегда говорю, что русские женщины, даже в этом городе, сохранили тот элемент космической, сущностной женственности, который их американские подруги благодаря эмансипации утратили начисто. Что это значит? Это значит, что русские женщины по-прежнему хотят быть женщинами. Они хотят быть красивыми и слышать, что красивы: комплимент внешности они обычно воспринимают именно как комплимент, он их радует. Американку же это может оскорбить (можете себе представить?), возмутить, потому что она решит, что её воспринимают как «сексуальный объект», и в итоге она будет кричать о «домогательствах» и даже, может быть, обратится к властям. Вот поэтому западные мужчины так часто женятся на русских. Свою роль, конечно, играет и легендарная красота русских женщин, но основная причина всё же в том, что им до чертиков надоела бесконечная «война полов», которую они вынуждены вести с визгливыми, вздорными, грозными и ненавидящими мужчин барракудами, с которыми вынуждены иметь дело. А им нужна женщина, а не питбуль и не пиранья. Вот поэтому. И русские женщины достаточно умны, чтобы это понимать. Полагаю, я самый обыкновенный человек: мне нравится, когда женщины смеются моим шуткам. Русские женщины смеются. Если шутки смешные (но они же правда, правда смешные!).

Изнанка? Может быть, дело в том, что я привык к более агрессивному поведению американок и британок, но мне кажется, русские женщины изливают свой яд способами, которые поп-психология называет пассивной агрессией. Будучи рассержены, они предпочитают замкнуться в угрюмом молчании, а не ввязываться в злобную склоку; мягкий на первый взгляд подход, но может привести к серьёзной фрустрации. Или вот ещё: всё больше работая в режиме фрилансера, я живу по весьма лихорадочному расписанию, что требует от моих клиентов надёжности и ответственности. Среди мужчин это встречается чаще, среди женщин — реже. Может быть, такова природа вещей, но временами, кажется, единственное, что русские женщины способны сделать со своим мнением, — это изменить его, то есть или отмахнуться от заранее согласованных целей и планов, или просто раскапризничаться, причём делают это с полной уверенностью в своей правоте. Не один раз я слышал такое оправдание за опоздание: «А чего вы хотели, я же женщина!»

Более того, хоть русских мужчин и поносят за пьянство, неотёсанность и тому подобное, именно среди них я нашёл своих лучших друзей. В Америке я тоже выпил с парнями немало пива и посмотрел немало футбольных матчей, но все эти приятели, за исключением, может, пары, теперь достояние истории. А русские друзья, мне кажется, останутся навсегда. Русская душа глубже.

Моя жена Любовь, тоже русская, — неоспоримая красавица, высокая, с волосами цвета воронова крыла. Когда мы вместе идём по улице, мужчины всегда обращают на неё внимание, и я испытываю гордость. Но как разительно отличаются её происхождение и жизненный опыт от всего, что знает и, вероятно, когда-либо узнает девочка Соня! Замечательный отпуск, который мы только что провели в Позитано, прелестном городке, спускающемся по склону горы к самому морю на побережье Амальфи в Италии, напомнил мне историю нашего с Любушкой знакомства. Дело тоже было в Италии, в 2007 году, я жил во Флоренции, но уже принял предложение о работе в Москве. Взглянув на кириллический алфавит и ужаснувшись, я пришёл к выводу, что язык Пушкина мне не осилить, и завел аккаунт на российском сайте знакомств в надежде встретить на 1/6 части суши женщину, способную сказать по-английски хотя бы I love you.

Кто-то до сих пор считает, что в киберпространстве свою половинку ищут только неудачники. Но сколько из этих героев-завоевателей сердец ходят к проституткам? И сколько из Казанов, которые «никогда в жизни за это не платили», применяют в качестве афродизиака для своих нимф алкоголь или даже ещё более суровые средства? Интернет — единственный, если не считать записи в армию во время мировой войны, способ, каким деревенщина из Западной Виргинии может познакомиться с ослепительно-белокожей сибирячкой с волосами как соболий мех. Сейчас-то все живут в фейсбуке или его аналогах, и эта стигма исчезла. Но тогда дело обстояло иначе. И всё же, ничего особенного не ожидая, кроме разве что того, что надо мной посмеются, я закусил губу, пожевал её и нажал кнопку «отправить».

Дальнейшее меня потрясло. Ответы посыпались сначала отдельными каплями, потом дождём, и в конце концов хлынули, как тропический ливень. Их было море. Мне ответили сотни, а потом и тысячи женщин; прежде чем я смог наконец закрыть аккаунт, прошло несколько лет. Тот сайт устроен таким образом, что заинтересовавшиеся могут опубликовать свою фотографию, одну или несколько, и письмо с рассказом о себе. А я, чтобы ответить, должен за это заплатить. Нефтяной магнат разорился бы, если бы решил ответить на все письма! Кем же были все эти женщины? Скажу сразу и уверенно: в подавляющем большинстве они не были ни золотоискательницами, ни вожделеющими гринкарты малолетними героинями песенки Dancing Queen, ни цепляющимися за последнюю надежду «отходами производства».

Поначалу, естественно, я был польщен. Но даже моему мужскому эго не понадобилось много времени, чтобы понять, в чём дело. Дело было не во мне как таковом (да кто я, чёрт возьми, такой?), а в том, что я олицетворял. Луч надежды. Все эти в массе своей привлекательные, искренние, разумные, успешные в работе женщины хотели свернуть с дороги, ведущей в никуда, обрести перспективу, которой в их жизни нет. Они писали мне из всех уголков России, и все хотели одного — шанса на счастье. С ними всё было в полном порядке. Я мог выбрать любую и не разочароваться. Это было похоже на лотерею, с той разницей, что я имел дело с живыми женщинами, у каждой из которых есть душа и своя история жизни, а не с роботами и не с картонными фигурками. В общем, в самый разгар веселья, которое испытывает ребёнок, попавший в магазин сладостей, мне почему-то вдруг стало грустно. Я выбрал женщину из Омска по имени Любовь…

…Соня вернулась после летних каникул, которые провела в Америке, и я вижу, что она выросла. Руки и ноги вытянулись, а манеры стали ещё более самоуверенными. Она всё ещё дитя на соответствующей стадии развития, всё ещё не ведала горя, воплощённая безмятежность с быстрыми переходами от дерзости к вниманию и от любопытства к безразличию. Но ни на минуту не перестаёшь чувствовать: её готовят к большой сцене, и все вокруг, включая меня, лишь промежуточные этапы. Прожитые дни — мертвые бабочки на её каблучках. Но с ней не трудно. Конечно, у неё есть все современные гаджеты. И, наверное, она уже понимает, что в каком-то смысле особенная, что может покорить весь мир, если очень захочет. Смерть и ностальгия для неё пока неизведанные территории, а за спиной не маячат призраки прошлого. Каждый урок, какой бы дружеской ни была атмосфера, Соня заканчивает так: закрывает свои книжки и бесцеремонно выходит из комнаты. Я парирую, с деловым видом закрывая мои книги. Но иногда в глубине души мучительно подыскиваю какие-то слова, пока она направляется к двери. Что я хочу сказать? Хочу ли я узнать, превратится ли она к 16 годам, когда волшебство испарится, в ограниченного, спесивого и избалованного маленького монстра? Или её дар так велик, что она сможет сохранить доброту и великодушие? Бывают взрослые, до конца дней остающиеся испорченными сопляками; а некоторые дети, наоборот, никогда не были совсем уж детьми. Думаю, Ренуар писал именно такое дитя. И вот она.

Наступает черёд Настиного урока, и разговор быстро переключается на почти взрослый мир студентки университета, на уроки вождения, бальные танцы и хитрости и трудности английского языка (продвинутый уровень). Когда мы познакомились, ей было 14; сейчас она — стильная юная леди, очень уравновешенная. В дальней комнате кто-то садится за пианино и трогает клавиши…

…Мой самолёт приземлился в Омске ранним утром (кажется, только в России самолёты летают в такое несусветное время) в последний день 2007 года. Я подхватил с ленты транспортёра чужой чемодан (на следующий день обменял его на свой через агентство, которое организовало всю мою поездку) и вышел наружу. Мы увидели друг друга, и я застыл на месте: в 5.30 утра среди сибирских снегов Люба почудилась мне самой высокой женщиной, какую я когда-либо видел. Она не говорила по-английски, я по-русски, так что в кадре присутствовала ещё и переводчица, которую прислало агентство. Люба оказалась дружелюбной и нерешительной, страстной и застенчивой, и мы оба не знали, что говорить и что делать. Мы поехали и позавтракали в агентстве, потом нашли мою квартиру, и она ненадолго ушла. Я не знаю, почему выбрал её. Она обладала экзотической внешностью, её письма были милыми, а Омск, как я вскоре выяснил, — самым холодным местом, где я когда-либо был.

О той поре я сохранил два ярких воспоминания. В первый день мы вместе с нашей юной переводчицей, за чей аккомпанемент мне пришлось заплатить втридорога, пошли в боулинг. Я вообще не хотел никакого боулинга, но как-то мы там очутились, и оказалось, что Люба не в состоянии сделать ни одного удачного броска. Долговязая, неуклюжая и без всякого навыка, каждый второй шар она отправляла в желоб — и тем покорила моё сердце: при всей беспомощности, она пыталась. Я хотел её. Я отвёл её в магазин и купил ей платье. Мы с переводчицей наблюдали, как Люба, слегка путаясь в собственных ногах, словно пони, бродила между рядами вешалок, прежде чем сделать выбор. Я подумал: часто ли раньше мужчины покупали ей платья? И решил, что нет. Я захотел её спасти. Много позже и очень понемногу она рассказала об отчаянии во время перестройки, о том, как случались дни, когда было нечего есть, кроме сахара, как зарплату задерживали порой на два месяца. Омск — это серый, тусклый город с продолговатыми строениями, где обшарпанные автобусы с трудом прокладывают себе путь, а витрины магазинов так унылы, будто их специально придумали, чтобы отпугнуть покупателя. На протяжении долгих лет Люба была одним из призраков в огромной тени Омска, который, кажется, леденит душу даже под ясным весенним небом. Но в её сердце жило лето. Она оказалась просвещённой женщиной, и мы пошли в театр. Я отдавал себе отчёт, что, может быть, имею дело с безыскусной провинциалкой, но дурочкой Любушка отнюдь не была, что с тех пор подтверждала неоднократно. И я снова думаю о бесчисленных русских женщинах, чья жизнь похожа на Любину: они окунаются в мечты, а потом вновь возвращаются в серость дней.

Где же мужчины? Погибли на войне, или в чистках, или эмигрировали. Спились. Рано умерли (ожидаемая продолжительность жизни мужчин в России — примерно 60 лет; это же немыслимо!). 700 тысяч — в тюрьмах. Знакомый рассказал, что заключённые мужчины часто вступают в переписку с женщинами, которые рассчитывают, что после освобождения у них сложатся отношения. Вот до какой степени они отчаялись. Но Люба не согласна на компромиссы. Даже если у неё нет почти ничего, это почти ничего будет безупречным: она в состоянии превратить салфетку в скатерть, а воду в суп…

…С Соней в основном занимается Вера, с Василием же я знаком шапочно: здравствуйте, как дела, до свиданья. Соня показала мне свои ранние фотографии, и на них её папа выглядит удивительно красивым, высоким и стройным. Он и сейчас, конечно, высокий. Он боится летать и избегает самолетов. Поэтому, когда вся семья отправляется в Ригу (у них там какие-то связи, я точно не знаю какие), они едут на поезде. Вероятно, каким-нибудь первым классом: я знаю, что собой представляют поезда в России, и не могу себе представить эту семью в какой-нибудь переполненной теплушке, при отправлении ещё чистой, но к утру уже благоухающей туалетом. У них есть деньги, так что, наверное, они ездят на каких-нибудь особенных поездах…

…Люба — прирождённый цветовод, в её руках растет всё. Наш балкон увит, усыпан чем-то цветущим, ломится от растений. В Америке у нас не было балконов, лишь голые стены, и я всегда мечтал о возможности выйти на балкон и наблюдать с него жизнь улицы. И вот в России эта мечта сбылась. Поскольку Любушка в состоянии вырастить цветы там, где другие устроят лишь пустыню, мы выходим на балкон вместе с нашим любимым псом Поппиндошкой, восхищаемся творением её рук и прислушиваемся к изумрудному ветерку, пляшущему летом в листве, которая сначала распускается, а потом постепенно уменьшается, пока наконец просто не перестаёт быть, как это случается со стариками.

Люба исполнена мрачных подозрений в отношении всего вокруг. Она ревностно регулирует потребление мною пива и безжалостно исследует мой взгляд, когда я возвращаюсь поздно ночью, пытаясь таким образом оценить, сколько дюжин я выдул: это в ней говорит лютый ужас по отношению к алкоголизму, свойственный женщинам в российских провинциях. Я знаю, что она ходила к «колдунье», когда будущее казалось смутным. Однажды, прежде чем я успел осторожно её от этого отговорить, она даже занялась «лечением пиявками», чтобы обновить кровь. Она всегда ожидает от людей худшего, а среди её многочисленных способов справляться с жизнью логике места не нашлось. Но она — гордая, честная, интуитивно схватывающая суть вещей женщина изумительной красоты. Сейчас уже наступили холода. Но с этого самого балкона мы снова будем наблюдать чудо весны: в феврале природа начнёт пробуждаться, в марте с ветром прилетит зелёный шёпот, а в мае все это взорвётся буйством жизни. Конечно, один из нас переживет второго, и тому, кто останется, будет в этих зелёных круговоротах являться призрак другого. Как же я люблю свою жену в такие моменты!

Что же касается бесконечного потока писем с сайта знакомств, я как-то рассказал об этом боссу в школе, где работаю. Моя начальница — умная корпоративная дама тридцати с чем-то лет, замужем вторым браком. Она сказала: «Понимаешь, в Москве живёт примерно 16 миллионов человек. А в России живет примерно 16 миллионов женщин в возрасте, подходящем, чтобы рожать детей, но они никогда не выйдут замуж, и у них никогда не будет детей. Представь себе город размером с Москву, населённый женщинами, у которых никогда не будет детей». Эти слова до сих пор ранят меня, как нож. Они вызывают в воображении картины, напоминающие массовые казни. Я желаю всем этим женщинам найти себе партнёров. И я рад, что нашёл ту, которую нашёл.

Соня записала видео для какого-то конкурсного или спонсорского агентства, нечто наподобие портфолио. Там она поёт, немного танцует, в общем, предъявляет себя и свои неоспоримые таланты. Меня поражает, насколько она уже умелая и опытная. Она знает, какие ракурсы в камере выигрышны, в какой момент нужно расширить, а в какой сузить глаза. Она продаёт себя. Она умеет соблазнять. На этом видео она… сексуальна, и знает это, и этого и добивается. Хорошо это или плохо?

Каким окажется будущее для Саши, Насти и Сони? Они будут жить, когда нас уже не станет. Ну, по крайней мере, таков план. Какой будет их Россия? Какую новую Россию они помогут изваять, выковать и сформировать? Смогут ли они реализовать себя? Смогут ли сохранить качества, которые выказывают сейчас: уверенность, хорошее воспитание и любезность? Или же Россия, как это не один раз бывало в прошлом, обрушится им на голову, какой-нибудь гнусный режим погубит их, и им придётся целый день стоять в очереди за ломтем хлеба и десятком яиц? Или, как Любе, растившей тогда дочку, питаться сахаром, потому что другой еды в доме нет?

Знаменитый фильм «Москва слезам не верит» рассказывает нам историю молодых женщин первого послевоенного поколения. Мы видим, как они сражаются за лучшую жизнь, и как одна из них, Катерина, становится грандиозным символом этой борьбы. Сейчас всё иначе, и у Сони с Настей нет таких забот. Но и им придётся как-то справляться с будущим, которое их ждёт, во всей его взрывоопасной неопределённости. Я всем сердцем надеюсь, что они воплотят всё лучшее, самое лучшее, что есть в России. Глаза у Сони невинные и синие, как Галилейское море. Со временем мы узнаем, насколько глубока душа, которая таится за ними.

Эрик Лерой

Источник: Сноб.